Thrash Tvoyu Mat': Orgasmatron

[maryaxl]

Бисмарк никогда не орал на Ойгена матом. По крайней мере, таким. Он просто слов таких не знал.
Хаккинен орал часа два, ни разу не повторившись, поминая Бурхардта, Редера, Гитлера, Сталина, Туполева, Председателя Ипсилона, Верховнуйу Рельсину, Карла Двенадцатого, каких-то незнакомых чертей с ДТМ и всех их родственников до седьмого колена. Он превратился в берсерка. Таких проклятий в Бункре ещё не слышали. Путая финские и верхомирские слова, Зиновий Аронович объяснял Ойгену, почему, будь тот человеком, его бы к хуям четвертовали на Бранденбургских воротах, предварительно содомировав кривым стартером противусолонь 666 раз под "Attero Dominatus", и правильно сделали.
В соседней комнате бабушка Зинаида Петровна (нет, не родственница известно кому!) кормила Роббана с ложечки настоящим украинским борщом, только что сваренным на местной кухне. Всё необходимое нашлось в Чумадане у совершенно неслучайно пробегавшего Игги Попа. Хорошая звукоизоляция сберегала уши Роббана от неожиданных языковых откровений нового командира.
Фантазия Хаккинена иссякла в процессе описания инфернальных мучений во мгле ада наутро после возлияния кваджалейнской кокосовки без закуски в помойном бачке с Кириенко в обнимку. Он махнул рукой, замолчал и предался глубокому фейспалму.
- Фхтагн, - сказал Ойген и вышел от греха подальше. За дверью ждал Каганович.
- Ну как?
- В двух словах - не ожидал, - лаконично ответил крейсер, продемонстрировав высокую степень сжатия информации. - Через пару часов начнём. Этот шведский хрен далеко пойдёт.

Весть о том, что Нейра Стингфлэша снова выперли из ТрэшЪ Твою Мать, быстро разлетелась по всему Седлецку. Фотография валяющегося под забором Помпилида украшала первую полосу газеты "54 метра". Церцерис Аренария и Томас Нак отрицали свою причастность к этому, заявив, что с ними переговоры о замене не велись.
Личность нового барабанщика ТТМ была окутана тайной. Ходили слухи, что это драм-машина, что это спижженный робот из Compressorheads, что это очередной "оборотень в косухе" и так далее, причём личности оборотня варьировались от Ту-144 до линкора "Шарнхорст", которого Ойген якобы призвал с того света, чтобы вместе с Блюхером уничтожить Америку. Кто-то предполагал, что сам Великий Кран мог явиться на Землю в облике человека, что есть вернейшее предзнаменование Апокалипсиса. Время шло, официальных заявлений никто не делал, но вскоре стало известно, что ТТМ дадут концерт в кабачке "У ржавого лейтенанта", на котором и представят нового барабанщика. Скудная информация гласила, что он из каких-то страшных ебеней, отчего уже поползли слухи о воплощении Гай-до и шутках ребе Шапира с машиной времени.
Как и следовало предполагать, всё оказалось гораздо проще. На первый взгляд при плохом освещении новичка вообще было трудно отличить от Нейра - то же худое тело, вытянутое в длину, только рук не четыре, а две. Стоя барабанщик напоминал длинную розовую лохматую макаронину с бешеными глазами. В зале то и дело слышался плохо сдерживаемый ржач.
Ойген подошёл к микрофону и снял тёмные очки. Два луча пронзили темноту зала.
- Прошу любить и жаловать - Роббан Бэк!
Прожекторы осветили установку. Барабанщик вскинул длинные тонкие руки с вращавшимися палочками, чтобы через несколько секунд опустить их на "батарею" и открыть огонь, зажигающий каждого присутствующего. Вращать палочками он успевал в разных позах и под разным углом, что напоминало схему конвертоплана. Не было у него ураганной силы Стингфлэша и ювелирности Нака, но была несокрушимая мощь надвинувшейся Упячки, которой он компенсировал то, с чем раньше не имел дела. Коньком демонстрации его умений стала величественная "Starforged" с альбома "Звезда КЭЦ". Словно тяжёлые шаги Великого Крана, звучал ритм этой среднетемповой песни, повествующей о надвигающемся Конце Света для убогих землян, и только выражение лица Роббана портило напрочь весь пафос. Казалось, что придурковатый школьник пилотирует Еву, впрочем, весьма умело и профессионально.
Ритм поддерживали Мэдер и Каганович. Каждый из них кагбэ говорил другому: "Не смотри на барабанщика!", дабы не впасть в истерику от смеха. Зал уже рыдал. Ойген закрыл глаза и как бы случайно "переключился" на "Gott Mit Uns", постепенно перешедшую в старый добрый шедевр Сранеток "Голой Жопой В Мокрую Воду" - один хрен кавер на Sabaton со скрипкой напоминал Turisas.
Под окном подслушивали Ханнес и Петра. Мимо прошёл Жан Кирштайн с лопатой, ведя на поводке старого еврея Шлагбаума, но не обратил на них внимания.
На крыше сидел Хена Хабеггер и объяснял Маргаритису, что не брал его молоток. Маргаритис не верил, угрожал титанами и обещал привести Клейстера. Скорая так и не приехала, ибо Тони Биренковен, привязанный к трубе, ухитрился перегрызть провода тревожной кнопки.
Перед финальной песней Роббан снова выпрямился во весь рост. Теперь, при свете прожекторов, можно было его разглядеть. Это было нечто ещё более дохлое, чем Нейр, и совершенно упоротое. Поперёк живота красовалась татуировка "PSYCHO". Состроив невыразимую лыбу, Роббан оглядел зал, плюхнулся на табуретку, снова изящно крутанул палочки - и...
К "Painkiller" пришедшие на ТрэшЪ Твою Мать готовы не были. После барабанного залпа завыли белые Стрелы, и зал буквально взорвался.

- Чтоб тебе на бочке с собственным мазутом закурить, - Хаккинен продолжал ругаться уже по инерции, беззлобно. Всё шло к тому, что нового барабанщика какое-то время искать не придётся.
Ойген уже решал другие вопросы. Джоэл Грайнд и Дядька Том наконец достучались до Ричардсона и мимоходом выяснили, где и чем будет занят Ёзев Куль в ближайшее время. Тут уже не до Роббана - очень хотелось посмотреть, не окончательно ли забыл преподобный Литтрелл свои брутальные корни и фундаментальный труд по распитию солярки в боевых условиях прямо из бака. На маленького Ульмо надевался ошейник с вмонтированной камерой, а сам котёнок передавался Джоэлу с условием непременного возврата. Элскины и барабашки любят экспериментировать как над людьми, так и друг над другом, и надо было всеми силами уберечь котёнка от подобного живодёрства.
Бабушка с борщом и галушками была уже тут как тут. "Изобретатели", - подумал Ойген, помня об одном из главных фетишей жены и радуясь, что никогда не будет ему соответствовать.