The Art Of War: In The Woods

[maryaxl]

Хаккинен пришёл, как всегда, замотавшийся и уставший, и молча упал в углу. У него не осталось энергии ни на что.
"Опять камлал", - понял Ойген. С каждой неделей уменьшаются шансы спасти Шумахера. Всё, что можно сделать - говорить с духами, не раздувая паники среди людей. Ойген видел силу Хаккинена как шамана и верил в него. Сам он, бродя по ночам между измерениями, пытался просить кого-то из знакомых Высших, но всем было насрать на земную двуногую крысу, которой они считали великого гонщика.
Роббан опять где-то шлялся. Не исключено, что из него уже выбивают показания в родных ебенях. Как бы то ни было, главное, чтоб без фанатизма и членовредительства. Искать другого барабанщика некогда, а шутки местных про линкор "Шарнхорст" уже по самую мачту сидят.
По ассоциативной цепочке вспомнилась Гнейзенау. Да, это точно она, Ойген ясно видел её во множестве отражений и созданных образов, но все они были слишком разобщены, чтобы вновь услышать ту самую частоту, на которой он до сих пор пытается её вызывать. А может быть, она и слышит других, но не его... Сейчас канал закрыт, а перед глазами стоит отражение Кнарренхайнца в ядовитой луже. А ведь это знак, что и он тут замешан, но как? Надо снова пинать Энджелриппера.
Наверху застрекотал вертолёт. По голосу Ойген узнал Аллигатора. Повадился вертух летать в дальние леса, где-то там гнездо свил, носит еду мамаше и маленьким деткам... Зашевелились другие мысли.
"Как там наш Звёздный Разрушитель? Надёжно ли его убежище? Справится ли Нефрит, сможет ли вывести его на путь познания Силы?.."
Вошёл Хьюго. Он был не так вымотан, как его отец, но видно было, что тоже устал.
- Новости есть? - спросил крейсер.
- Никаких, дядя Ойген. Держит старый хрыч оборону от костлявой, а мы помогаем, чем можем.
- Ясно... Ничего странного не видел?
Хаккинен-младший на минуту задумался, прежде чем ответить.
- Видел. Танк в лесу. Тип неизвестный. Башни нет. Больше на самоходку похож, чем на танк.
- Умеешь отличать земное от праоксюморонского? - спросил Ойген. Хьюго кивнул.
- Этот земной. Обычная пушка, не как у дяди Шмиера, когда тот обращается.
- Знаки различия? Кресты, звёзды, номера?
- Ничего. А может, не разглядел... Дядя Ойген, это ваши c войны заблудились?
"Надо пнуть Тома. Прямо сейчас". Рука потянулась к кнопке видеовызова, но тут поступил входящий по внутреннему каналу. Ойген надел гарнитуру.
- Трёхсотый на связи.
Наушники ответили взволнованным голосом Ди Си Купера.
- Метадон вызывает Трёхсотого. Мы проебали номер два на шведской границе. Таможня совсем охуела, в противогазах ходит.
"Номером два" условно назывался чемодан с мандалорской бронёй. "Номером один" - Оранжевый Чумадан.
- А я тут при чём? Не мог Альберто или Марселя пнуть?.. - и тут до Ойгена дошло. - Стой! В противогазах?
- Трёхсотый, я чувствовал возмущение в Силе. Сигнал, что кто-то перекинулся. И что-то сдаётся мне, что это не таможня.
- Сколько их было, Метадон?
- Двое.
"Трофей возмездия Пэру и его банде... we set a trap, they took their fate..." Рыжие бородатые мужики на видеозаписи... Рикард... Civil War... и этот танк без знаков различия в лесу. Сообщение о сигнале поставило точку.
"Если это простое совпадение, то я не крейсер, а чукотские аэросани".
- Тебя понял, Метадон. Примем меры. Конец связи.
Хьюго накрыл Мику пледом и вернулся к столу. Усталость как рукой сняло.
- Это как-то связано с танком, дядя Ойген?
- Боюсь, что да. Ложись спать. Ох, мать моя верфь, отец мой Андрей Николаич, сколько ж тут разгребать...

- Что-то не видать наших гитаристов, - заметил Пицца. - И Мюллбэк что-то химичит со вчерашнего дня. Я тут песню новую принёс, а показать некому.
- Не возьмут, - сказал Мюр. Клавишнику и самому было интересно, куда все пропали и чем закончился акт возмездия Сабатону. Доспехи из чемодана выглядели убедительно и совсем как настоящие, но Оскар Монтелиус строго запретил к ним прикасаться. Чорт знает, что за фигня, может, украли из какого-то музея и подбросили Сундстрёму, чтобы полиция взяла его за жопу... Методы Оскара были ему не так интересны, как то, где носит их с Рикардом столько времени.
Мюллбэк был занят просмотром компромата, накопившегося на камере за несколько дней. Во времена его детства многие одноклассницы фанатели от Backstreet Boys, их рожи примелькались на всех девчачьих футболках и портфелях. На записи обладатель одной из этих рож, заматеревший и плохо выбритый, сидел за столом в лесной избушке и пил из жестяной банки нечто, похожее на машинное масло. Камера то замирала на месте, то показывала старого токсикомана с неожиданных ракурсов, как и должно быть в случае, если она вмонтирована в кошачий ошейник. Собеседник его был Даниэлю незнаком, но пил примерно то же самое.
"Литтрелл и падаван... А к Роббану вся эта хрень каким боком? Как его вообще в бодомские леса занесло?"
Литтрелл, подняв банку, говорил тост за пепельных элскинов. Об элскинах Даниэль что-то слышал, причём давно и чуть не от самого Пэра. Немного поразмыслив, барабанщик решил, что, чем бы ни кончилась затея гитаристов, с таким прикрытием отгребут все.