Ойген вернулся только на следующий вечер. От него сильно фонило. Глаза неестественно светились.
В углу на спальном месте Зиновия Ароновича лежал Роббан в состоянии бревна. Рядом с ним сидел на полу Хьюго и что-то сосредоточенно рисовал на листке бумаги.
- Дядя Ойген? - спросил он, не поднимая головы. - Дяде Шуми стало хуже, отец взял Айну и ушёл.
- Понятно... Что ты рисуешь?
- Сон его, - Хьюго кивнул на Роббана. - Как ни странно, он всё ещё способен видеть сны в таком угаре. Хотите взглянуть?
читать дальшеИзображение чудовищной зубастой самки человекообразного существа кого-то напоминало.
- Почему он видит её так?..
- Не знаю...
- И я не знаю. Проснётся - спросим.
И ещё не знал Ойген, что тайна его стала известна Рикарду Сундену. И хоть не догадывался гитарист Civil War, что увиденное им во сне - чистая правда, всё же запомнил на всякий случай. Не так был прост хозяин Белочки.
Крейсеру было плевать на Сундена, на белочку, да, если честно, и на Роббана тоже. Завтра день рождения его фронтового товарища. И в отличие от прошлого года они будут отмечать его без Фаньки.
"Хоть бы валентинку ей какую передать по их дурацкой традиции. Их там пятеро лбов заперто с ней, мало ли что..." Нет, Ойген не ревновал, просто был не до конца уверен в её безопасности. Узнав, кто допрашивал Рикарда, они могли сделать с ней всё что угодно.
- Чикатилку, - сказал Хьюго.
"Ах ты гадёныш, научил тебя батя мысли читать... А ведь правда, не любит она красножопие всякое. Надо чочо поинтереснее придумать".
Появилась ещё одна мысль, не связанная с Фанькой. Вряд ли Бисмарк захочет помогать какому-то двуногому, хоть и соотечественнику, но попробовать стоит, тем более что Семикрасный, как его тут называют, всё ж таки владеет языком Виндрайдеров. А поскольку наверняка соберётся большая компания - есть шанс уговорить хоть кого-нибудь помочь Шумахеру в борьбе с безносой старухой. Люди и так делают всё, что могут, так почему бы и Высшим не внести свой вклад?

Эти ночные разговоры уже входили у них в привычку.
- И всё-таки, кто ты?
- У тебя в роду эстонцев не было? Ещё раз для тормозов повторяю: Покровитель ваш.
- Ты не человек...
- А где ты видел Покровителя-человека? Знаешь, каких трудов стоило мне к вам напроситься? Я этим вообще первый раз занимаюсь. Guns N'Roses - где они, а где я. Gotthard играют и всегда играли поебень. А вы подошли идеально. Хотела бы и я подойти вам... - Фанька вздохнула и уставилась куда-то в темноту.
- Тебя Мюллбэк привёл, да? Я плохо помню, что было...
- Он самый. Достали вы его своими разборками.
- Где Оскар?
Она ждала этого вопроса.
- Его обещали вернуть через несколько дней. Потом вы оба поедете в Нью-Пауки и немного поработаете там на общественных началах. Не бойся, с ним ничего не случится.
- А этот Ойген, что допрашивал нас... кто он такой? Мне снилось...
- Хуйня тебе снилась. Забудь. И допрос забудь.
Она отвечала так каждый раз. Ей не хотелось разводить в этом тихом уголке лишнюю мистику, оной здесь и без того хватало с избытком. Но Рикард был настойчив.
- Я не смогу забыть бездну, которая вглядывалась в меня. Он точно не человек...
- А ты думаешь, я стала бы выходить замуж за человека? Да болт там плавал.
- Почему?
- Не моё.
- О детях не думаете? - улыбается. Не поймёшь, то ли поверил, то ли нет... Правду говорить нельзя, врать неохота.
- Есть у нас сын. Обучается в закрытом интернате. Так надо.
А ещё надо бы сменить тему. Не хотелось сболтнуть о себе лишнего. Конечно, рано или поздно всё равно узнает, но пусть хоть привыкнет к ней сначала. Другие вон уже привыкают потихоньку, хоть и сидят с кислыми рожами. Выпустят их - съебуццо они от неё в ужасе, и правильно сделают. В конце концов, её миссия выполнена - стоять в сторонке и смотреть на "избиение младенцев". Помочь-то она им всё равно не смогла.
- Чего такая грустная?
Вот же ж неугомонное ебанько. Не успел толком очухаться, уже не заткнёшь...
- С вами загрустишь. Одни, блядь, долбоёбы. И Пицца. Ничо, я из вас сделаю человеков. Я, конечно, не Алекси, нихуя не умею, ну вот на вас и научусь заодно. Негоже вас без присмотра оставлять, а то опять чего-нибудь натворите...
Как же он всё-таки чудесно улыбается, по-доброму. Видать, последние мозги ему отшибло.
- Как сына вашего зовут?
А, чорт с ним, пусть знает. Не попрётся же он искать его между измерениями, чтобы прикончить или развоплотить со славу Сотоне?
- Деметр Ойген.
- А у меня дочка. Лава. Гитаристкой будет, - смеётся. - А ваш, наверно, военным разведчиком каким-нибудь... Угадал?
- Почти, - Фанька не заставляет себя улыбаться в ответ, оно как-то само выходит. "Не виноватая я! Он сам пришёл!"
Ойген простил ей Ника. Простит ли эту банду придурков? По идее, если отпустил, то да...
Завтра будет новый день. Очередной день взаперти, в неведении, где Оскар и что с ним, и в тщетных попытках расколдовать Йоке. Но это завтра. Сейчас - спать.