- Здравствуйте. Я отец Гайи Сирин. Хотелось бы с вами поговорить.
- Присаживайтесь, - Данаэ Холин кивнула посетителю на шатающийся стул в углу: требовалось соблюсти правила приличия и вместе с тем указать низшему полу его место. Невзрачный сутулый мужичок осторожно опустился на стул, сталаясь не доломать его окончательно.
читать дальше - Госпожа директор, меня тревожит отсутствие моей дочери. Гайя ушла вместе с классом в поход неделю назад и до сих пор не вернулась. Я обошёл всех соседей, но никто не видел её. Скажите мне, госпожа директор, не попала ли она по ошибке под План?
"Планом" в некоторых городах Одосса условно назывались мероприятия по оздоровлению населения путём выбраковки слабых и больных детей - обычно мужского, бесправного пола. Перед каждым походом проводилось обследование, выявлявшее "негодный материал", а по возвращении "выбракованных" детей не отпускали домой, а куда-то увозили, и больше их никто не видел. Если в число таких по ошибке попадала девочка, её семье выплачивали компенсацию в солидном размере и при желании отдавали на воспитание сироту, а виновный подвергался неизбежной казни. Отец Гайи, у которого было ещё трое малышей, втайне надеялся на гибель дочери: сам он сидел без работы, а его жену не взяли в спецназ по здоровью, и компенсация была бы не лишней.
Данаэ задумалась. Класс должен был вернуться ещё вчера. Сирин уже второй, кто спрашивает, где его ребёнок, к тому же дочь. Пахнет жареным. Да нет, бред какой-то, до очередного выполнения Плана ещё две луны, не меньше... Стоп, а кто повёл их в тот поход?
- Одну минуту, сейчас разберёмся, - директор сняла трубку внутренней связи и набрала номер завуча. - Асан? Скажите, кого вы послали с детьми на днях? Кого?!.. Кто разрешил?!

Ганимед Ривмиль, выходец из семьи эмигрантов-герна, был единственным учителем-мужчиной в одосском городке Хаин Грава. Он был воспитан не так, как многие одосские мужчины: его родителям хватило ума объяснить ему ситуацию в стране и при этом не убить в нём чувство собственного достоинства. В отличие от многих сверстников, Гани умел думать головой. У него было немало врагов среди женщин, но и немало друзей среди них же. Они-то и помогли ему в своё время получить хорошее образование, позволившее ему получить право преподавать в школе. Гани преподавал природоведение в младших классах, причём так, что дети обоих полов необъяснимо тянулись к нему, забывая о различиях, навязываемых воспитанием.
И никто не знал о том, что Гани верил в Виндрайдеров.
Когда он был ребёнком, к нему часто приходила соседка-астенка, бежавшая с семьёй в Одосс от агрессии Герны. Она любила его как родного внука и часто рассказывала о Высших Крылатых, которые приходят к людям. Часто, по её словам, оберегали Виндрайдеры астенский народ, но однажды будто своими глазами она видела, как один из них выловил из воды раненого солдата-герна и куда-то унёс, не дав тому утонуть. Гнёзд их никто не видел, как и детёнышей, а значит, были то существа иного порядка, которым было плевать, какого ты пола, национальности, да и вообще кто ты такой по жизни... Став взрослым, Гани искал хоть какую-то литературу об этих удивительных полумифических существах, но всё ограничивалось скупыми упоминаниями о чьих-то галлюцинациях да выжимками из астенской и отчасти верхомирской мифологии. Так Ривмиль втянулся в изучение мифов народов мира, проникся астенской культурой и даже научился играть на слюдяной дудочке, которую в Герне спустя много зим назовут легфлютом.
Была одна зима... Гани достаточно изучил астенскую литературу, где упоминалось, что в Верхомирье года измеряют зимами, да так и втянулся. В ту ночь, когда его семья встречала очередную зиму, завернувшись в тёплые одеяла, он вышел из дома и пошёл туда, куда несли его ноги. Дошёл до окраины города, за которым простиралось пустынное поле, и пошёл через него. Шёл и играл на дудочке, пока не устал и не решил присесть и отдохнуть. И тут что-то зашумело над головой, и прямо перед ним появился огромный транспортный самолёт - не такой утюг, как герна заказывают в Парайле, а изящный обтекаемый красавец. Никогда и нигде не видел Гани таких, даже здесь, в Одоссе, где строят на совесть и говорят, что некрасивое просто не полетит. И шло от него невыразимое тепло, даже не такое, как от родной матери, и не такое, как от любимой и любящей девушки. Что-то высшее, то, что не объяснить словами, для чего не было обозначения ни в одном известном ему языке.
"Виндрайдер?..." - подумал Гани. И тотчас пришёл ему ответ-подтверждение и новая волна тепла. А потом Виндрайдер заговорил с ним, открыв ему тайну Плана, в которую не посвящали таких, как он.

Сейчас на него смотрят тринадцать пар любопытных детских глаз. Он сидит у костра, разведённого в поле, и рассказывает им об истории края.
- Господин учитель, а что это у вас? - юная Гайя Сирин показывает на футляр с дудочкой. Ривмиль охотно достаёт инструмент, демонстрирует детям и излагает его краткую историю. С демонстрацией, само собой.
Дети приходят в восторг. "Сыграйте ещё, господин учитель!" И он, будто по наитию, играет то, что играл тогда, когда явился ему Виндрайдер.
...В классе четверо мальчишек, которые занесены в "плановый" список. У двоих из них тупые медпёзды диагностировали "повышенную агрессию", один - хромоножка, а ещё один родился гермафродитом. Все они - чудесные жизнерадостные ребята от 10 до 12 лет, и не хочется отдавать их в расход.
"Стоит попробовать... Если всё это глюки, то будь что будет, а если нет..." Гани помнил слова старой астенки: если Виндрайдер захочет спасти, то спасёт. А если не захочет, так зачем тогда рассказал ему о Плане?..
Ночь. Звёзды. Затухающий костёр. Поёт слюдяная дудочка, и слышно, как вплетается в неё знакомая песня двигателей. Сначала тихо, неслышно, потом нарастает...